Как путчисты сидели в Матросской тишине

В канун 20-летия ГКЧП журналист «Собеседника» вспоминает, как он «лечил» в СИЗО Матросская Тишина посаженных за решетку путчистов. Дело было в начале 1992 года, когда вся верхушка путчистов и несколько примкнувших к ним пособников (таких как поэт Осенев, он же Анатолий Лукьянов, более известный тогда в миру в качестве бывшего председателя Верховного Совета СССР) сидели в Матросской Тишине в ожидании суда.

Эти ребята здорово напугали страну танками и своими указами в три памятных августовских дня. Наказать их предполагалось всерьез и надолго. Показательно (извиняюсь за каламбур) наказать! Но события пошли по несколько иному сценарию.

Побег невозможен

Следственный изолятор №1 города Москвы, известный в народе как Матросская Тишина (по названию улицы, на которой находится), вполне соответствовал статусу преступников. Не в плане удобств, разумеется (ну откуда у нас в 90-е могли взяться тюрьмы с евроремонтом!), а толщиной и надежностью своих стен.

Известнейшее узилище страны ведет свою историю с 1870 года, и за все сто с лишним лет – лишь один-единственный случай удачного побега! Одним словом, заведение более чем серьезное. Не забалуешь. Никаких контактов с внешним миром, кроме адвокатов, и уж тем более никаких журналистов и близко к Тишине быть не должно!

Ради путчистов меры безопасности еще усилили. Штатных тюремщиков заменили элитными бойцами ОМОНа, а чтобы не возникло устойчивых связей, какого-либо сговора, каждые несколько недель подразделения ОМОНа меняли. Но любая система однажды дает сбой…

Пиво и путчисты

Однажды после очередной смены охранников раздался телефонный звонок. Это были близко знакомые мне ребята (как и почему, долго рассказывать):

– Слушай, нас в город не выпускают, тоска зеленая. Забегай к нам!

– Куда забегать-то?

– Да сюда, в Матросскую Тишину, нах… Да не бойсь, нет проблем! И пива не забудь.

Я слегка обалдел от такого предложения. Но мысль попить пива в стенах заведения, к узникам которого было приковано внимание всей страны, показалась мне интересной.

Вскоре я стоял у громадных железных ворот изолятора, створка приоткрылась, и я оказался во внутреннем дворе. В здание меня провели без всяких сложностей.

За доброй беседой и пенным напитком время незаметно подошло к вечернему обходу. Ребятам пора было на службу. И тут приятель, который к тому же оказался на сегодня старшим офицером, неожиданно предложил:

– А хочешь на ГКЧП вблизи посмотреть? Только в гражданке не положено, ты вот что, надень форменный бушлат, будешь у нас этим… лепилой, тюремным доктором то есть.

Как журналисту, мне неоднократно приходилось «менять профессию», но в области медицины, признаться, знания были ограниченны. Я кое-что знал об аспирине, пургене, горчичниках, диарее, ветрянке, завороте кишок и твердом шанкре, поскольку пролистал однажды «Справочник фельдшера». Но вдруг узники пожалуются на что-то более серьезное?

Вместе с охраной я прошел по всем (!) «апартаментам», где сидели путчисты.

К моему великому облегчению, узники победившей демократии особо на здоровье не жаловались, хотя и были бледны от шестимесячного сидения без солнца. Впрочем, кроме казенных харчей, передачек с воли, им полагались и витамины – выдавать их как раз и было обязанностью врача…

Крючков боялся, что его отравят

Владимир Крючков, еще недавно всесильный шеф КГБ, идейный вдохновитель и активный организатор путча, сидел в самом сумрачном углу камеры, напоминая летучую мышь. Что-то строчил в тетрадь – видимо, готовил заметки к будущему процессу. Эта камера, как выяснилось, была единственной, в которой отказывались от положенных витаминов в драже. Крючков и сам не принимал, и соседей убедил, что с витаминами могут дать «какую-нибудь гадость». Видимо, старый чекист не понаслышке знал о таких методах. Впрочем, присутствия духа он не утратил и даже шутил с охраной: «Мне нравится, как вы служите. Когда выйду, возьму вас к себе!»

Меня удивило, что гэкачеписты сидят не в одиночных камерах, а по двое-трое, с подследственными, проходящими по другим, совсем мелким уголовным делам. Камеры им предоставили типовые: двухэтажные нары из металлического уголка, за низким барьерчиком – «удобства» с гидросмывом, стол, стул – вот и весь интерьер. Некоторые гэкачеписты подозревали, что в соседи им определили «подсадных уток». Видимо, не без оснований (об этом, в частности, позже говорил в одном из интервью маршал Дмитрий Язов).

Бывший министр обороны был единственный, кто во время моего «обхода» пожаловался на здоровье:

– Что-то с глазами у меня неважно, вижу все хуже и хуже…

Язова омоновцы уважали. Даже в его незавидном положении он сохранял и выправку, и человечность. На прогулке в тюремном дворике, заметив, как переминается на московском морозце рядовой охраны, Язов, и не надышавшись-то как следует, скомандовал: «Пошли внутрь, служивый». Когда у маршала кончились сигареты, он однажды не курил четыре дня, не считая возможным стрелять курево у сокамерников. Охрана уважительно называла его «дедом».

Красная икра Павлова и «нетленки» поэта Осенева

А вот кого откровенно не любили в Матросской Тишине – бывшего премьер-министра Валентина Павлова. Народу, кроме участия в ГКЧП, он крепко запомнился выпуском новых 50-рублевых бумажек, которые на глазах обесценились. Павлов удивительно легко вжился в тюремные условия, быстро освоил блатной жаргон. Его сокамерник по кличке Матроскин (прозвали так за полосатую футболку, с которой матерый уголовник не расставался даже в бане) явно признавал за Павловым старшинство.

Тюремную пайку бывший премьер сдабривал бутербродами с красной икрой, которая доставлялась ему в передачах, и ни с кем не делился. Зрелище поедания икры было совершенно непереносимо для омоновцев. Сами-то они перебивались гречкой да слипшимися макаронами. Бойцы вне графика врывались в камеру и устраивали «шмон», во время которого Павлов стоял на коленях лицом к стене.

Как тюремный врач, могу авторитетно заявить: красная икра не всегда и не во всех обстоятельствах полезна для здоровья. Анатолий Лукьянов, попавший в СИЗО за компанию (формально в ГКЧП не состоял, но подписывал нужные путчистам воззвания), пристроившись на кровати, что-то вдохновенно строчил в общую тетрадь. Как оказалось, стихи. Стены узилища как будто даже вдохновляли его музу. Может, он представлял себя декабристом в царском каземате… Сборник поэта Осенева (литературный псевдоним Лукьянова) выйдет позже из печати под незамысловатым названием «Стихи из тюрьмы». По крайней мере название правдивое, ту тетрадь я видел.

Лекарство от всПУТЧивания

К счастью для моей недолгой медицинской практики, жалоб на здоровье не последовало и в других камерах – вполне сносно себя чувствовали аграрий-путчист Василий Стародубцев, главарь всей компании Геннадий Янаев и прочие бунтовщики… Остается добавить, что до суда никто из них не дожил. Но я тут ни при чем. Просто суда никакого и не было! Вскоре всех под разными предлогами из Матросской Тишины выпустили, а затем Госдума путчистов даже амнистировала. Типа – виноваты, но так и быть – простим.

Почему с руководителями августовского путча обошлись так мягко? Думаю, тут все понятно. Они пытались (некоторые, видимо, искренне), пусть и не самым приличным образом, предотвратить развал Советского Союза. А фактически ускорили его, в результате чего Горбачев лишился поста президента, мы потеряли страну, а перед Ельциным открылись вершины власти. Мог ли ЕБН не быть за это благодарен ГКЧП?

Автор: Шаповалов Олег, «Собеседник №31»